Повесть о том, как вместо Вакулы в Санкт-Петербург отправили Павлика

Оксане, дочери казака Чуба, не минуло еще и семнадцати лет, как по всей Диканьке только и речей было, что про нее. А кузнец Вакула провозгласил, что лучше девки для него никогда не будет…

- И что людям вздумалось расславлять, будто я хороша? Лгут люди, я совсем не хороша, - терлась, как всегда, у зеркала Оксана, когда в ее горницу вошел Вакула.

- Оксана, позволь поцеловать тебя! – бросился на нее с порога Вакула.

- Ишь чего! – оттолкнула его Оксана. – Мою любовь еще надо заработать. Вот принесешь мне, Вакула, те самые черевички, которые носит Царица, то вот мое слово, что позволю сделать со мной, что хочешь.

Призадумался Вакула. Почесал лоб, да так и вышел на улицу, где его друзья – Женька с Павликом - поджидали.

А дело было перед самым Рождеством. Друзья, конечно, упились, всё перепутали, вместо Вакулы в мешок к черту посадили Павлика, и он улетел в Санкт-Петербург.

Чудить Павлик начал еще в пункте посадки чертей, когда, пересаживаясь в другой мешок, назвал носиле-таксисту свой хуторской адрес: Третья улица Строителей, дом 25, квартира 12.

А в Санкт-Петербурге по этому адресу находился дворец Царицы, к крыльцу которого чертов носила и принес Павлика.

Выбравшись из мешка, пьяный Павлик попытался открыть своей клямкой дверь в царский дворец, но у него, конечно же, ничего не получалось. Ключ в такую дверь – не чета хуторской поделке, хотя своему другу Вакула ключ ковал от души.

А, между тем, на шум отреагировали во Дворце, и дверь приоткрылась сама.

- Ипполит? – послышался за дверью голос Царицы.

Царица, видимо, к этому часу ждала своего фаворита Розума (Разумовского).

- Так, цэ я! - ответил Павлик.

- Ах, шайтан! – царица узнала, что за дверью не Ипполит по Павликиному говору, а, может, увидела в просвет черта-таксиста.

Царица тотчас стала закрывать дверь обратно, ну а Павлик с чертом – дергать ее на себя.

Схватка завязалась нешуточная, сверху из чайника на штурмующих полилась вода. Обороняющиеся стали бросать вниз тяжелые предметы – бритву, фотографию Ипполита, рваный железнодорожный билет.

Но мужчины были явно крепче, они посильней дернули дверь, и Царица вывалилась на улицу.

- Павел, сын? – признала в Павлике своего отпрыска Царица.

- Да, маминька, извольте откинуть свои копыта. Мне нужны Ваши…

Услышав эти слова, Царица грохнулась в обморок – ей показалось, что у нее хотят отнять ее царскую власть.

- Да не, Ваши черевички нужны!

Сняв с бессознательной царицы черевички, Павлик переобулся в них, и вместе с чертом выскочил на тракт.

Лететь можно было, когда в небе стоял месяц. А тот, как назло, спрятался за тучами, и черт с Павликом, в ожидании рогатого, запрыгали на морозе гопака, а мавки захлопали им в такт ладошами, припевая: «Надо меньше пить! Надо меньше пить!»

- А у вас, я  смотрю, туфельки на тоненькой подошве, - сказал, приплясывая, черт Павлику. - Схватите воспаление легких и ага!

- Да у вас копыта вообще без подошв! – быстро нашелся Павлик.

Черт вдруг сорвался с места и побежал к дворцу.

- Куда, чертяка? – крикнул Павлик.

- У меня уважительная причина, я забыл свой веник.

Через пять минут он выскочил из дворца с новенькой метлой.

Павлик положил на его плечо руку, чтобы взлететь (в небе появился месяц), но черт резко отмахнул ее:

- Как ты позволяешь себя вести с самим Ипполитом?!

А в это время в далекой Диканьке Оксана выпровождала очередного поклонника. Бросив ему вслед презент - французские духи - она в этот момент увидела поднимающегося навстречу ей уставшего, а, может, неопохмелившегося Вакулу.

- Оксана, ты? А я, это, черевички тебе привез.

- А это кто с тобой?

- Это? Это Царица.

- Вместе с Царицей, значит, привез? Хм. Коли так, то делай с ней все, что хочешь, - отказала Оксана и захлопнула за собой дверь.

С тех пор больше ее не видели. Замкнулась она в горнице и стала проклинать царизм, исковеркавший ее судьбу. И только во времена революции мелькнула она на одном из канале, старая и сгорбленная, приветствуя приход нового демократического режима.