На главную страницу

НАДО ЛИ ПОЛИВАТЬ НАТЮРМОРТ?

Наша встреча с художником Карлом Андреевичем Васисдаснецовым, автором знаменитых "Проводов покойника в армию", состоялась в мастерской мэтра, где он ведет занятия со школьниками по столярному делу.

Повсюду на стенах висели полотна с изображениями станков и креплений и, хотя висели они довольно высоко, школьники сумели до них добраться и нацарапать популярный отзыв из трех символов.

 

- Карл Андреевич, - начал я интервью, когда живописец закончил очередную картину прикладного характера и вытер об нее руки, - нашим читателям было бы интересно узнать где вы родились, в каком году, вашу национальность, фамилию, инициалы, номер паспорта, серию, где и кем выдан...

- Ой, вы так много вопросов задали, что я не успел их запомнить. Паспорта вот у меня нет, а есть желтый билет. Просто выпал у меня однажды паспорт из кармана прямо в чан с охрой. А где я родился?.. У меня, кстати, есть пейзаж с изображением тех родных мне мест... В роддоме шепетовской райбольницы появился я на свет. Вот где.

В детстве родители мне подарили шестицветную кисть... знаете, такую на кнопочках... и я стал творить. Конечно, первые мои рисунки были наивными: я изображал, например, как аист приносит ребенка или как ребенка находят в капусте... Это я теперь уже рисую, как все происходит на самом деле...

Жили мы бедно, так что мне рано пришлось идти торговать своими рисунками, зарабатывая на кусок хлеба для натюрморта.

- Кто из художников оказал на вас наибольшее влияние?

- Я много почерпнул для себя от художника-морфиниста Торта Поленова, нарисовавшего "Ночь перед вступлением в комсомол", от живописца эпохи Зарождения Дона Ловеласкеса и его "Девушки в чужом халате". Большим потрясением была для меня картина Ге "Конфетка". Мастер так здорово сумел передать красоту деревенской улицы за рубеж, что мы и до сих пор восстановить ее не можем... Я часто и подолгу перерисовывал эти и другие картины в свой альбом. В искусстве копирования я добился такого мастерства, что никто из специалистов не мог отличить моего, допустим, Сурикова от моего же Ван Гога.

А однажды в Третьяковке я увидел подлинник Глазунова, поздоровался, стал долго и мучительно напрашиваться в ученики. В конце концов Глазунову я приглянулся и он порекомендовал меня одному милиционеру. Так я очутился в каталажке. Но не пропал там: рисовал татуировки блатарям, делал массаж, выводил бородавки, словом, работал по специальности... Иногда рисовал сокамерников. И, знаете, так точно изображал людей, что те потом приходили к своим портретам бриться...

- Стало быть, каток репрессий по вам тоже пробежался.

- Да уж, прокатился. Кстати, о бульдозерах. Смею похвастаться, что знаменитая фраза Хрущева "Пидарасы! На лесоповал!" относилась именно ко мне...

- А что было после тюрьмы?

- После отсидки я стал перебиваться случайными заработками, занимаясь иллюстрированием детских альбомов и постановлений правительства, пока не поступил на отделение моментально-декоративной живописи. Это мои сокурсники, кстати, на Арбате работают, любой шарж вам там за минуту нарисуют...

И хоть и выгнали меня из училища за аморалку, но хочу сказать, что почти всем, что я умею, я обязан моим преподавателям - Анне Петровне и Ивану Ивановичу Супругиным. Но однажды мои художественные руководители решили завести себе еще одного ученика, и за этим занятием я их однажды застал. Меня эта картина так потрясла, что у меня тут же появилась моя знаменитая "Мона Мне?", которую я написал без всяких натурщиков.

- А вот, кстати, вопрос: натурщики у вас позируют в трусах или без?

- Без, конечно же. Трусы я потом дорисовываю.

Вообще-то, натурщики - это всегда проблема. Как-то одну девушку на танцах я попросил попозировать для иллюстраций к "Кама-Сутре". Не в одиночку, конечно, я сам тоже собирался там позировать... И знаете, что она мне ответила? Не знаете, потому что зажило уже...

Да, годы застоя доставили мне немало боли. Редакторы, цензоры вырезали из моих картин сакральные фрагменты и в таком виде уже выставляли. Естественно, нить полотна терялась... А что такое полотна с потерянной нитью? Это есть потрепанная и распущенная картина. Однажды вот такую распущенную цензором картину моя жена решила связать с помощью спиц обратно. Знаете, поучился неизвестный ранний Сикейрос. А я, кстати, раннего Сикейроса принципиально не рисую. Он ранний угреватым был. А угри - это красная краска, дефицит... Но ничего, продал как позднего Гойю по цене хорошего свитера.

- Интересно, вы себя считаете цветным или черно-белым художником?

- Я не сторонник деления искусства на что-либо. Поэтому не стал бы делить живопись на натюрморты, пейзажи или портреты, а только лишь на хорошую или плохую. Вот, например, если изображена война - это плохо, а если мальчик любит труд, делает зарядку - это хорошо.

- Скажите, искусство - это деньги?

- Да, и большие. Вы, наверное, знаете, что я доллар нарисовал размером 2 на 4 метра... Кстати, до сих пор его репродукции милиция на рынках изымает. И знаете, с чего пошло мое увлечение плакатностью?

- С чего же?

- С Кукрыниксов. Мы ведь раньше вместе работали и назывались тогда Яблонская-кукрыниксы-карл, но потом я с Яблонской откололся - не смогли мы однажды впятером в дверь протиснуться и крайние отломились...

- Вы так здорово рисуете...

- Это все надуманное. Подлинность - только у народа.

Вот работала у меня уборщица Маша. Вы бы видели полы после того, как она их помоет! Шишкин!

Конечно, всегда охота нарисовать картину с легкозапоминающимя эскизом, так сказать, хит, который рисовали бы на ведущих площадках страны... Идея новой картины может возникнуть где угодно. Поэтому я всегда ношу с собой кисть, краски и мольберт, чтобы при случае сделать зарисовку, дабы не забыть композицию. Пикассо тоже, кстати, учился рисовать в электричках. Ну, вы видели Пикассо...

- Чем дышит современная живопись, чем дышите сейчас вы?

- Да чем она может дышать? Вот нарисовал когда-то Сальвадор Дали распятого Иисуса, вид сверху. Так после этого посыпалось: Иисус снизу, сзади, вид из-под мышек Иисуса, Иисус на осле, Апостол Андрей на зебре, Понтий Пилат прогнувшись, Булгаков (нижняя часть), Гоголь в поперечном разрезе. Все это вторичность. Ну, могут еще современные художники картину в трубочку скрутить...

А мне вот недавно предложили нарисовать выпуск Гарвардского университета 1997-го года. Так я придумал нечто -суперпанораму. Если отогнуть на ней лесок, за ним покажется поле, отогнуть одного выпускника, за ним покажется другой и так далее.

- Мне кажется, что никто из посетителей на вернисаже не решится отрывать холст...

- Дураки потому что все и вы в том числе. Никто моего искусства не понимает. В последнее время оставляю свои работы в метро - находят, возвращают, дарю друзьям - передаривают, и через третьи руки вещь опять возвращается ко мне.

- Но вы ведь сами даете повод. Например, мне кажется, что утка не бывает такой сильной, как вы изобразили на картине "Выжимание красного коня". Да и, вообще, чай вы рисуете несладкий, на сахаре экономите...

- Что? Вон! Прочь из мастерской! Я добьюсь, чтобы вас уволили из "Анекдота"!

 

Васисдаснецов затопал ногами, так что от тряски со стен посыпались на пол его картины. Естественно, те, которые были написаны маслом, оказались внизу.

Но я угрозы не боюсь. Ведь еще Брюллов в своей докторской доказал, что не так страшен черт, как его малюют... Поэтому раз появилось это интервью с моей, Сергея Иванова, подписью пред твои очи, читатель, значит все обошлось.

 

(с) Andrew Kozak

Hosted by uCoz