В раздумьях о том, куда бы повесить на лето храниться свои лыжи, я ходил из угла в угол комнаты, оставляя после себя на ковре глубокую лыжню.

“А почему бы мне не махнуть с этими лыжами на Север, к моему другу Горному Котлу ...” — мелькнуло у меня в голове, да так быстро мелькнуло, что я не успел ничего разобрать.

“А по че му бы мне не мах нуть с э ти ми лы жа ми на Се вер, к мо е му дру гу Гор но му Кот лу...” — второй раз мелькнуло у меня в голове, но уже помедленнее.

А действительно, почему бы не махнуть?.. И я тут же помчался на железнодорожный вокзал и оттуда на ближайшем поезде уехал в Магадан.

На перроне меня встречал сам Горный Котел (или, как я его ласково называл, Котлик). О моем приезде ему рассказал проводник моего вагона, и Горный Котел, бросив все свои дела, отправился на велосанях на станцию.

— Каким снегом занесло тебя в наши края? — спросил меня Котлик.

— На выходные к тебе пожаловал.

— Отлично, сходим завтра с тобой на птичий базар.

— Кстати, — сказал я, засовывая руку в багажник лыж, — я привез тебе подарочки: меховые презервативы, командирский градусник и приемник. Будешь Америку слышать, а не только видеть. Но будь внимателен: при установке батареек нужно соблюдай полярность.

— Смеешься? да уж тыщу лет ее соблюдаем, — сказал Колик и скомандовал: — ладно, цепляйся к моему транспорту.

И, гонимые вращением педалей велосаней, мы помчались в селение. В юрте нас уже ждали жена Котлика Айхын и его дочь Айхын, калека — при рождении у нее сломалось крепление, и поэтому при ходьбе ее лыжня описывала кривую линию.

Я подарил Айхын коробку конфет “Мишка на севере”, а она в ответ угостила меня карамелькой “Айхын на юге” и подарила книгу о Кащыне Незамерзающем.

Сели за стол. Я, кстати, уже давно мечтал побывать в здешних местах, у однокашника, с которым мы вместе учились в институте низких температур (Красноперископск, улица Кельвина, -273 — если кто интересуется). И потому с большим увлечением я стал расспрашивать Горного Котла о быте и нравах оленеводов.

— Ты бы лучше приехал к нам весной, в сезон дней рождений, — начал рассказ Котлик. — Сообщаю, что июль — единственный теплый месяц в тундре, поэтому почти все оленеводы рождаются в апреле.

— Я это заметил, — сказал я, имея в виду холод.

— Так что долго не думай, а приезжай весной с женой. А в случае чего можно пойти и в баньку попариться.

— Да, — добавила Айхын-старшая, — там для спаривания очень хорошие условия.

— Ты же мне писал, — вдруг вспомнил я, что у тебя трое детей. А где же остальные?

— Средний у нас закончил школу, ушел два месяца назад встречать рассвет.

— А старший?

— Старший сейчас придет. Он недавно отсидел в колонии для совершеннолетних...

— Да, — прервала его жена, для совершеннолетних. Представляете, как там ему, человеку зимнему пришлось попотеть?..

— Сейчас он работает на заводе удочных грузил, — продолжил отец.

— А зачем здесь завод по производству грузил? — удивился я.

— Ты про оловянную чуму слыхал? Лучше всего дробь делать на севере — олово здесь само крошится...

Камень в юрту распахнулся, и вошел старший сын. Глядя на него, можно было подумать, что организм оленеводов на 90 процентов состоит из снега. Он уселся за стол и принялся за мясо. Причем топор он держал в левой руке.

— Эй ты, грязнуха, — стесняясь за бескультурье брата, крикнула Айхын-младшая, — отряхнулся хотя бы!

— Кто бы говорил, — огрызнулся брат, — да я чаще моюсь, чем ты встречаешь Новый год!

Не желая выслушивать перепалку детей, я спросил у хозяина, где находится отхожее место. Котлик вывел меня на улицу и показал это место. Глянув на “унитаз”, я испуганно спросил, не боится ли он, что мимопроплывающая акула может что-то откусить?

— Только один раз, — рассмеялся Котлик и оставил меня один на один с моей бедой.

Вернувшись в юрту, я подставил руки под кран со снегом — холодным и потеплее.

Сзади подошел Котлик:

— А что, дружок, не сходить ли нам с тобой в “Карликовую Березку”, приобретешь там себе какую-нибудь импортную вещь?..

— Пойдем, — согласился я.

Мы прошли мимо только что слепленного памятника Юрию Рытхеу, мимо банка “Дом крайнего селенга” и вошли в магазин.

Мои выходные пролетели как один миг. Мне даже не хотелось возвращаться домой, и я никогда не покинул бы гостеприимную юрту, не выгоняй меня хозяева на улицу.

Но вот в один пасмурный день я вышел за порог и потопал в сторону станции.

Шел я долго, падая и спотыкаясь, но мне удалось выйти на какую-то тропинку. Позже оказалось, что я все-таки заблудился, ходил по кругу и все это время цеплялся за одного и того же спящего белого медведя.

Делая сто шестой круг по снежной пустыне, я поражался выносливости местных жителей, живущих на таком холоде, и повторял строки классика: “Лыжи бы делать из этих людей, быстрее бы не было в мире лыжей!”