Так уж вышло, что в нашем колхозе я оказался единственным, кто имел неосторожность проглотить однажды гвоздь, поэтому и ле-теть в командировку к индийским йогам было поручено именно мне. Председатель колхоза лично взял на складе банку из-под картошки, наполнил ее семечками и дал мне в дорогу. И напрасно пытался я его убедить, что лететь в Индию в наши времена уж никак не больше недели, но все равно семечки пришлось взять. Случилось же так, как я и предполагал - половина семечек протухла в полете, и мне ее пришлось выбросить в делийском аэропорту, к большой радости тамошних нищих.
В Дели я подружился, а затем и познакомился с Раджинглбенсом - йогом, чью асану (позу), чтоб легче было его найти в многомил-лионном городе, описал мне на бумажке председатель. Этот йог ока-зался большим оригиналом - оказывается, когда-то он нашел наибо-лее короткий путь в нирвану. Случилось это так. Однажды во время обеда Раджинглбенс поперхнулся, и кусок мяса попал не в то горло, и от этого Раджинглбенс испытал божественное наслаждение. В даль-нейшем йог стал частенько посылать пищу в дыхательное горло и да-же научился дышать едой.
Я застал Раджинглбенса как раз в тот момент, когда он выдыхал рыбу, которую проглотил еще утром. Рабочий день его уже заканчи-вался, и мы отправились к нему домой. По дороге йог рассказал мне о себе. Родился он тогда, когда его отец был моложе матери на 19 лет (в дальнейшем этот разрыв уменьшился, так как напряженные уп-ражнения отняли у отца немало здоровья) не умеющим ни читать, ни писать, ни принимать позу сапсана. Читать и писать он так и не научился, но вот сапсана мог исполнить в любом многомиллионном городе. Его дед, старый матерый йог, держал детей и внуков в строгости, стройности и гибкости. Он с детства (а порой и с вну-чества) стал обучать наследников премудростям ям, ниям и пранаям, но вот однажды заметил, что малыш Радж проявляет интерес лишь к самым порочным качествам божественного учения, аппендиксам и курьезам святой мысли - эротическим медитациям и внутреннему сек-суальному самосозерцанию - той развлекаловке, которой в минуты отдохновения и баловства иногда отдавали себя великие мужи, и имеющей мало общего с настоящей наукой. Поэтому в один прекрасный день дед отправил Раджа на улицу. "Пусть уж лучше где-нибудь шля-ется, - сказал он, - я хоть буду знать, что с ним все в порядке. А то лежит здесь и непонятно, чем он в это время занимается". И Раджинглбенс пошел работать. Был он и испытателем матрасов, и расклинателем змей, работал на ежеферме, вступил молодежную орга-низацию Индийский Национальный Конгресс (И краткое) - но вступил туда не по расчету, а по любви. Но никогда, занимая самые различ-ные посты, он не пользовался возможностью безнаказанно пресмы-каться перед начальством. И если он кого-то случайно обижал, то прямо тут же, в жесткой форме требовал себя извинить.
Я тоже посвятил Раджинглбенса в свою биографию. Наши судьбы были в чем-то схожи. Я, как и он, родился в возрасте 0 лет в се-мье людей. Оказалось, что я начинал карьеру в банке, где прошел путь от управляющего до вахтера.
Когда зарплата в банковской сфере стала маленькой, подался в образовательные и медицинские структуры. В разное время я работал начальником цеха запятых (поэтому в моем тексте так много запятых - еще с тех времен остались) и двоеточий на полиграфкомбинате, в секретном НИИ с помощью концентрированного пучка волос пытался защитить кандидатскую диссертацию, заведовал клиникой нетрадици-онной стоматологии. Но, как и Раджинглбенс, я никогда к начальству за поклонами не ходил...
Вот так, за разговорами, через четыре часа мы подошли к дому Раджинглбенса. У входа в его обитель стояли два мраморных Бхат-ланта, которые держали на своих могучих ногах балкон, увитый тре-щинами. Рядом с домом на лужайке стояли на головах две коровы. Увидев их, я сразу понял, почему коровы в Индии считаются священ-ными животными - чем доить их из такого положения, уж лучше не мучиться и объявить их святыми и неприкосновенными...
Войдя вслед за хозяином в жилище, я осмотрелся. Прямо посреди гостиной сидела хозяйка в позе лотоса и как раз распускала лепе-стки. К стенам были приставлены кровати, как мне показалось, - чтобы на них спать. На стенах и потолке я заметил немало приспо-соблений для занятий любовью. Повсюду в комнате стояли стулья с вбитыми в них гвоздями, а особо важным гостям предназначались пе-ревернутые лавки с остро заточенными ножками. Я себя особо важным гостем не посчитал, поэтому уселся на пол, в желобок для стойки на локтях, рядом с клубком шерсти, впоследствии оказавшимся осно-вателем династии, принявшим позицию полного перекрута.
Кроме того, в углу я заметил соседа, сидящего в позе шкафа, а, может быть, это был шкаф в позе соседа, а может - и тот, и другой вместе. К слову сказать, до этого дня я слышал немало слу-хов о том, что йоги умеют протыкать тело острой иглой, оставаясь при этом целыми и невредимыми. В достоверности этого мне довелось убедиться, когда Раджинглбенс проткнул соседа (или шкаф) несколь-ко раз шпагой, но вот на счет невредимости... действительно ока-залось слухами. Шкаф (или сосед) крякнул и тут же откинул ножки, к великой радости местных нищих, снующих повсюду, но, тем не ме-нее, брезгующих бродячими и бешеными коровами.
А вот байка о том, что йоги могут длительное время обходиться без еды, оказалась правдой. Действительно, строгий дед моего со-беседника за весь вечер при мне раз семь-восемь обошелся без пи-щи.
В тот момент, когда жена Раджинглбенса вышла из нирваны, вер-нулась со школы дочка. У нее с мамой оказалась на двоих одна нир-вана и она, усевшись спать, сквозь оцепенение медитации стала ворчать, что мать после себя здесь не убрала - везде крошки, клочки бумаги, тряпки какие-то...
- А вообще, трудно ли заниматься погружением в себя? - в оче-редной раз спросил я Раджинглбенс через переводчицу, которая весь этот день сопровождала нас. Но тут, к огромному моему удивлению, переводчица вдруг заревела и призналась, что ни слова не понимает по-индийски, а в эту поездку она отправилась только потому, что без памяти любит меня...
К счастью, оказалось, что йог немного понимает по-русски. Он с улыбкой рассказал, что его очен развеселил вес этот комедия, которая ломает здесь перевочица и он вес ден еле сдерживает себя, чтобы не рассмеяца.
Выяснилось, что на самом деле Раджинглбенса зовут Викентием, в честь помощника замзавсектором культурного сотрудничества МИД СССР, сопровождавшего товарища Брежнева во время визита того в Индию, и с тех пор без вести пропавшего.
А то, что я принял за имя, на самом деле оказалось ругатель-ством в адрес моей бестолковости.
- А на счет погрушения в себя, здесь все очен просто, - он сильным движением положил меня на два стула, из-за чего мне пока-залось, что я во второй раз попал в ад (первый раз это случилось, когда жена застала меня одного с танцовщицей из городской сту-дии), сделал несколько пассов и через некоторое время мне полег-чало, тело мое стало невесомым, и я взлетел высоко-высоко. Стоя у порога моего гипнотического сна, Викентий трогательно помахал ру-кой. Мне очень не хотелось с ним прощаться, но спустя несколько минут, когда моя душа выросла до размеров Вселенной, мирская суе-та совершенно перестала меня волновать. Лишь одно мелькало в го-лове - что забыл я спросить, есть ли среди йогов сионисты...
У трапа возле моей кровати меня и переводчицу (она, по всей видимости, устремилась в медитационный полет следом за мной) встречали председатель колхоза и моя жена. У жены, несмотря на торжественность момента, лицо было очень сердитое. Она хотела бы-ло зачем-то наорать на меня, но председатель отстранил ее рукой и спросил:
- Ну как, сбыт-поставка, согласны йоги покупать наши гвозди?
- Я договорился, согласны, но расплачиваться будут "Кама-сутрами".
- Отлично, - сказал председатель и тихо добавил: - отложишь мне десяточек покрупнее.
© Andrew Kozak, 1995 |